diana_ledi

Любите ли вы книги Франсуазы Саган?
Я - так. В меру. Я их открыла для себя в свое время, восхитилась, конечно же, воспеваемыми французскими женщинами - и дальше просто люблю, легко и ровно. А как их не любить - там сама женственность говорит со страниц.
А говорят, что многие не любят Франсуазу, оказывается.
Хочу узнать - за что и почему?
Пусть отзовутся те, кто яростно не любит. Пусть пояснят - пошто?
Такой вопросик утренний. Зачем-то это важно. Или не важно...
При чем здесь Брамс, вынесенный в заглавие?
Да те, кто любит Франсуазу - поймут. И кто не любит - тоже.

А очень!!! - люблю я только пьесы француженки старой.
"Когда лошадь теряет сознание"
"Сиреневое платье Валентины"...

Вот о платье, о сиреневом, я байку и расскажу - пока любезно вы мне готовите ответы на зудящий странный утренний вопрос

Подруга моя была такой - подчеркнуто строгой и порядочной девочкой. Девочкой? А как ее назвать еще? Она и сейчас такая девочка - мне фото высылали. Внешность ее - копия Глаголевой, такой актрисы. И как и матрица-Глаголева, клон-подруга - сохранила все. Твердый рисунок прекрасных губ, светлые тяжелые волосы, стройность и легкость...
И губы эти, видно по фото - сжаты строго, так же, как в молодости нашей, когда она, мама двух мальчишек, а жена ничейная, пришла ко мне чайку отведать и книг набрать на прочтение.

- Дай что-нибудь почитать... - сказала, чаек прихлебывая, пока ее мальчишки возились на подиуме с моими мальчишко-девчонками (а я тогда в очередной раз забрала к себе и племяшей - к своим в придачу)
А ПОДИУМ - это когда часть пола поднимается на балки, там сверху настилается пол, ставятся ступеньки с перилами - и ты имеешь два уровня в огромной детской комнате. Подиум забит игрушками, их даже разрешено не складывать. Чего их складывать? Слишком много их.
Книг в доме тоже слишком много. Полки до высоких потолков - от пола. И, чтобы к полкам легче добираться - построен еще один подиум. Длинный и узкий. Это называется - галерея. Там стоят кресла. Ты взойдешь на галерею, книгу выдернешь из ряда, и там же сядешь читать. чай тебе принесут. В нашем доме чай подносили все друг другу. И даже не считали то любезностью. Так - норма.

Почитать ей.
Весь поселок ходил в нашу библитотеку чаще, чем в общественную. Поселок рос на наших книгах. И мои близкие подруги, конечно, имели зеленую улицу на пути к этим полкам. Самое вкусное - им, друзьям и подругам нашим, вне очереди.
И любимой игрой нашей была игра такая.
Вдруг кто-то бросает фразу из любимой-перелюбимой всеми книги, а остальные должны продолжить. Кто первый продолжит - другую фразу бросает...

Почитать? Из новенького тебе, конечно.
Я вспрыгнула на галерею, дернула томик французских пьес, подаренных недавно мне мужем, и подала ей - с велением в первую очередь прочесть "Дуру", "Блэза" и "Сиреневое платье Валентины".
Она мальчишек своих силой оттянула от подиума с игрушками и книгами детскими - и ушла.
Пришед на следующий день. Губы твердо сжаты, но подрагивают.
Томик на стол положила. Села, задумчивая, в кресло, чай приняла, отхлебнула, и изрекла решительно:
- Я- Мари!

А там, в "сиреневом том платье" - две сестры, Мари и Валентина.
Мари - эдакая женщина-лошадь, всех на своих плечах, всем помочь и устроить всех.
А Валентина...

Валентина - шлюха. Прекрасная и ветреная.
От мужа, влюбленного в нее, она уходит постоянно с каким-то очередным Жаком, Мишелем или Даниэлем. Потом возвращается, конечно. Валентина всегда возвращается.
Но стыдно ей перед Мари и, возвращаясь и заезжая к Мари, объясняет она ситуацию так -
де муж ее, ветреник, опять привел в дом очередную Жаклин, Мишель или Даниа - и снова Валентина, щедрая душой, вынуждена уйти из дома.
Мари, конечно, любит Валентину и верит ей. Валентину невозможно не любить.
Потом Мари, конечно, обо всем догадывается и говорит мужу Валентины, приехавшему забрать ветреницу:
- Наше детство прошло в одной спальне одного дома. В окна стучали ветви деревьев старого сада. Когда Валентина хотела вишен - она вылезала ночью в окно, шла в темный сад и ела вишни. И только я знала - насколько Валентина боится темноты. Но она шла и ела вишни. Никто не мог справиться с желаниями Валентины - даже сама Валентина.

- Я - Мари! - сказала моя подруга.
- И я - Мари. Крест на плечи, и всех родных и близких сверху на этот крест - и тянуть...- ответила ей я, прислушиваясь к щебету восьмерых детишек на подиуме.
- Ты не Мари. Ты Валентина. - сурово губы сжав, покачала головой моя подруга.
- Она - шлюха! - закричала я так, что детишки в детской притихли. - Как ты можешь сравнивать меня с ней?
- Ты - Валентина. - повторила моя подруга и заплакала.
- Что ты... - подлетела я к ней и стала утешать. - Что ты... Да будь я кем угодно, только не плачь! О чем ты плачешь? О том, что ты - Мари? Да, это грустно... Тяжело, я знаю.
- Я плачу о том, что я - не Валентина... - ответила моя подруга.

Она уехала потом в далекий Мурманск. Мурманск так далек, что я даже не уверена в том, что он существует. Там живет сейчас клон актрисы Глаголевой с двумя своими повзрослевшими мальчишками. Стала ли она Валентиной? Вряд ли. Наверное, она по прежнему - Мари.
Ну, и ладно. Не плачь, моя подруга. Мари и Валентина - две грани абсолютной женственности. Мы все, наверное, в чем- то - Мари. А в чем-то - Валентины.
В чем-то...
В сиреневом платье, например.