diana_ledi | ХРОНИКИ ИНФАРКТНИКОВ. ОЧЕНЬ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ.

... и если вы смогли прочесть этот весёлый, жизнеутверждающий текст - угадайте с двух раз, в каком состоянии моя депрессия?
Особенно на фоне того, что меня ещё не собираются выписывать.
Мне подбирают лекарства. Делается это так - я пробую лекарство. Потом меня откачивают. Потом я отдыхаю до следующего дня. И всё сначала, но уже с другим лекарством.................

- Проститутка! - гремело над парком.
- Я тебя кормила, а ты что делаешь? - отчаяние катилось по одуванным полянам.
- Не смей убивать ребёнка, сволочь старая! Он же живой! Отдай ребёнка..... - на этом моменте тревожно стукнуло моё больное сердце, и поднялась я медленно над пеньком, который всегда охотно принимал на себя тощую мою задницу.

- Кто убивает ребёнка? - как бы вопросила я, откладывая пакет, наполненный купленными в больничной аптеке ампулами, коробками, системами для капельниц и прочим скарбом, сулящим мне здоровье.
- Где убивают ребёнка? - грозно вскрикнула я, нашаривая освободившимися руками сосновую ветвь поувесистее, и скрипнул пень согласно.

- Да вот же, проститутка! Отберите ребёнка, она же его убъёт! А мать как переживёт? - кричала мне грузная старушка в белом кружевном костюме пышной юбки и приталенного жакета - костюме, дополненном кружевными белыми митенками и кокетливой шляпкой.

Планируя на меня, тяжело и низко летела проститутка - серая ворона, держащая в клюве отчаянно барахтающееся рыжее, мягкое.
- Бельчонок? - ахнула я.
- Котёнок! - трагически заломав руки в кружевных митенках, зарыдала старушка.

Ворона швырнула рыжее и пушистое на землю и, спикировав к нему, добила вострым клювом. Далее хитро подмигнула нам, взяла в клюв добычу и специально нагло-медленно заложила вираж над поляной, где мой пенёк, всегда охотно принимающий на себя мою тощую задницу.
- Прощай, малыш. - всхлипнула грузная элегантная старушка.
- Мда... - утёрла слезу я.
- А проститутку эту я выкормила в этом парке! Я сама вырастила душегубицу! - рыдала старушка.
- Кыш... - запоздало махнула сосновой ветвью я.
- Кар! - хмыкнули мне в ответ с небес товарки проститутки.
- Не буду их теперь кормить! - поклялась старушка.
- Нет, вы не правы. - возразила я. - Их надо ещё лучше кормить. Чтобы они даже думать забыли, как питаться несчастными котятами.
- Вы полагаете? - спросила элегантная старушка.
- Да, полагаю! - твёрдо ответила я.
- Что ж, я подумаю. Но не сегодня. Сегодня я буду плакать. - ответила мне она и заботливо сказала: - Посторонитесь...

Я послушно посторонилась. Тарахтела мимо каталка, влекомая двумя весёлыми санитарками.
Санитарки обсуждали буфетчицу. Очевидно, буфетчица действительно была очень смешной, поскольку очень смачно хохотали санитарки.
- Ой, опять раскрылся. - сказала одна, взглянув на каталку. - Погоди, прикрою.
- Та брось уже. Довезём, там прикроем. - небрежно махнула рукой вторая.

Каталка, грохоча старыми колёсами по новому асфальту аллеи, торжественно и весело катила бывшего человека. Из-под короткой простыни, небрежно укутывающей останки, торчала синяя правая нога, в отличие от левой, сияющей белизной загипсованности - и потому совершенно открытой.
- Ну, я пошла. - засуетилась старушка. - Мне ещё голубей кормить. До свидания, голубушка. Спасибо вам.
- За что? - спросила я, всё ещё глядя вослед бывшему человеку.
- За попытку. Попытка, знаете, это немало. Мы бы не спасли котёнка, но вы хороший человек... - туманно объяснила она и элегантно зацокала небольшими каблучками белых - совершенно верно! - туфелек по асфальту парковой аллеи.

... бывших людей здесь возят часто. Пачками их возят весёлые санитарки - от приёмного покоя, мимо открытого буфета с великолепными булочками и маковыми бубликами, а также восхитительными пасочками, выпекаемыми, как уверяет буфетчица, лично заведующей пекарни - после того как она, заведующая, помолится, разумеется.
Пасочки без молитвы - не пасочки, объясняет всем буфетчица, проводя рекламную кампанию стабильно напористо.
Рекламная кампания излишня, все и так верят, к пасочкам всегда очередь. Я тоже покупаю пасочки. Я их дарю строгим толстым тётям-лифтёрам, которые, как известно, главные люди в больнице.
Лифтёры ахают, расстроганно прижимают пасочки к пухлым бюстам - и потом везут меня в лифте безропотно. Даже после отбоя. А остальных не возят. Остальные жалуются на лифтёрш. А зря. Лифтёр - он тоже человек. Ему, знаете, чего приходится видеть?
Например, всех бывших людей в предпоследнюю дорогу провожают именно они, лифтёрши. Надо иметь гражданское мужество - спускать в лифте бывших людей, и вдруг лифт застрянет?
А если упадёт?
Хорошо, если в лифте тогда будет каталка с бывшим человеком - падай на него и спасёшься. А если нет такой каталки?

Я всегда боюсь ездить в этих несчастных лифтах.
- Не двигайтесь. - просит лифтёрша и тревожно посматривает в открытый потолочный люк лифта.
Люди не понимают и двигаются, переминаются с ноги на ногу, некоторые даже дышат.
А я понимаю. Я не дышу. И стараюсь заранее войти в лифт поближе к лифтёрше. Потому что я давно придумала - если лифт начнёт падать, я буду валиться на очередную лифтёршу. Они все толстые и мягкие.

... так я решаю, медленно идя по аллее парка.
Мне очень хочется лежать в своей палате, но в моей палате пахнет бабушками.
Я очень люблю бабушек. Я нежно люблю бабушек.
Я ухаживаю за бабушками в моей палате. Когда могу, конечно. Когда я не могу, бабушки тогда сами щёлкают тумблерами вызова, чтобы над дверью палаты загорался красный свет, и бежали по коридорам сёстры и врачи.
Здесь правильные медсёстры и врачи - они очень быстро реагируют на красный свет над палатой.
Я так думаю. Но я плохо знаю. Потому что когда мне плохо, я не могу соотносить время между щелчком тумблера, сделанным заботливой бабушкой, и появлением врача или медсестры у моей кровати.
Но бабушкин запах эта заботливость милых палатных бабушек не отменяет.

Поэтому, как только мне становится хорошо, ну или почти хорошо - я выхожу в парк.
Но сначала я иду по коридору инфарктного отделения, мимо жениховского ряда.
Жениховский ряд составляют дедушки. Это тоже крайне милые дедушки. Некоторые из них даже крепенькие, особенно те, кто после инфаркта уже умеет сидеть.
Тогда они выползают в коридор, усаживаются на пуфики, выстроенные в ряд под стеной - складывают сухие лапки на коленях и внимательно, иногда часами, разглядывают проносящихся по коридору молодых врачиц и юных медсестёр.
Когда я иду мимо - женихи внимательно рассматривают и меня. Это импонирует и помогает в расправлении плечей и выпячивании груди.

В парке тоже женихи. Эти уже совсем выздоравливают. Среди них есть совсем молодые, лет по шестьдесят.
Я киваю парковым женихам и присматриваю друзей для своих палатных бабушек. На случай, когда бабушкам полегчает - ну, и мне спокойней будет.

... возле входа в больницу курящий врач. Это редкость. Не то чтобы врачи не курили, нет. Им просто статус не позволяет курить с пациентами. У них есть другое место. Кажется, парадный вход.
Но этот врач курит на входе чёрном. Рядом с ним дама. Дама двумя руками держится за лакированную сумку, но ей очень хочется взять врача за пуговицу. Это видно по глазам, как ей этого хочется. Взять врачебную пуговицу и крутить, крутить, заискивающе заглядывая в глаза.
Останавливает даму только то обстоятельство, что у врача, кажется, вовсе нет пуговиц. Современные врачи редко надевают белые халаты, а только курточки, такие, надевающиеся через голову - и штанишки. Синего, допустим, цвета.
Наверное, эта форма была придумана специально для того, чтобы больные и родственники больных не хватали врачей за пуговицы.
- А сейчас вы куда едете? - спрашивает врач.
- Так в лабораторию ж! - удивлённо говорит дама. - Ему же ногу ампутировали, так мы на анализ везём!
И взмахивает сумкой перед лицом врача, и на сумку кивает - врач отшатывается, а я плавно присаживаюсь на бордюр. Кажется, мы с ним оба представили, что ампутированная нога находится в этой сумке.

- Чёртечто... - бормочет врач, глядя вослед даме и закуривает вторую сигарету, делает две затяжки, выбрасывает сигарету и входит вослед за мной в приёмный покой.

... по холлу, мимо буфета, проносится каталка, влекомая весёлыми санитарками.
- Посторонитесь. - заботливо говорит мне врач.
Буфетчица не делает паузы в рекламной кампании. Люди в очереди за пасочками плотнее сдвигают ряды, чтобы дать дорогу каталке с бывшим человеком.
Я подхожу к лифту.
- Один лифт работает. - жалуется мне лифтёрша. - Второй вчера упал.
- Сильно упал? - спрашиваю я.
- Не, несильно. Со второго этажа в подвал. Ничего, все живые.

И то славно - думаю я.
Хорошо, когда все живые. Плохо, когда живые не все.
И вхожу в лифт, пристраиваясь поближе к лифтёрше.
Сегодня на смене самая толстая лифтёрша. Это хорошо.
Толстые - они мягкие.

в случае чего.

... и если вы смогли прочесть этот весёлый, жизнеутверждающий текст - угадайте с двух раз, в каком состоянии моя депрессия?
Особенно на фоне того, что меня ещё не собираются выписывать.
Мне подбирают лекарства. Делается это так - я пробую лекарство. Потом меня откачивают. Потом я отдыхаю до следующего дня. И всё сначала, но уже с другим лекарством.......................

Page 1 of 2 << [1] [2] >>

Flat | Top-Level Comments Only

From:

kuznecik2323.livejournal.com

А я не знаю, что сказать.
Хотя очень хочется. Эмоций - море. А слов - не хватает. Все какими-то глупыми или пафосными кажутся...

Эссе великолепно. Будто прожила с Вами вместе кусочек жизни.

From:

ХРОНИКИ ИНФАРКТНИКОВ. ОЧЕНЬ ГРУСТНАЯ ИСТОРИЯ.

Page Summary

Style Credit

Expand Cut Tags