ВЫБОР АРЛЕКИНА

[diana_ledi]

Разбудил звонок:
- Ой, Діаночко, ви спите, вибачте. Тоді я турбувати не буду.
- Турбуй, турбуй, я завжди рада тебе чути. - пробормотала я, выбираясь из гнезда, свитого за ночь.
Гнездо свивалось из простыней, лёгкого покрывала (привет, лето, ты вернулось! полночь...), тёплого пухового одеяла (здравствуй, осень, так вот ты какая, северная олениха... пять утра) и множества небольших подушек категории "думка".

Я выбиралась из гнезда, расправляла ноги, руки, крылья, хвост - и слушала повесть, которой нет печальнее на свете.



Там всё было просто.
Филолог прелестной внешности, покладистого характера, носитель чистого и сочного украинского языка - она пришла в журналистику в шальных и безмятежных оранжевых годах.
Кто помнит, насколько востребована была тогда журналистика во проснувшейся внезапно и офигевшей от такой внезапности, Украине - тот помнит, рассказывать не надо.
Кто не в курсе - в двух словах.

В оранжевые годы журналистика Украины сделала реактивный рывок ввысь и в разные стороны. И плевать, что на самом деле это был рывок незнамо куда и даже, собственно, зачем.
Ха, мы влетали в журналистику как ракеты и, несясь по ней и сквозь неё, могли капризничать, выбирая - тему, издание, оплату количества слов и фамилию редактора.
Почва была унавожена свободой слова и мысли, издания рождались как грибы в дождливом августе, мы были молоды и дерзки, и лики наши одухотворённые не были обезображены наличием журналистских дипломов.
Именно к тому периоду относятся слова Натальи Лигачёвой Нашевсьо:
- Из нескольких претендентов на место я выберу в первую очередь историка, экономиста, социолога, а уж потом, при наличии отсутствия остальных - выпускника журналистского факультета.

Мы могли отстаивать право писать именно то, чего хотелось горячим нашим пальцам и мыслям - потому что мы не боялись увольнений.
Мы позволяли себе шваркнуть об редакторский стол заявление - и вскоре уже светились в другом издании а то и на ТиВи - если кому взбредало в голову променять чистую журналистику на телевизионную мясорубку.
Наши послужные списки, отражённые в трудовых книжках (и не отражённые - да кто на это тогда смотрел?) ширились и ветвились. Нас оценивали не за склонность к усидчивости, а за разноплановость и незамутнённость взглядов и подходов, вызванную отсутствием привязанности к постоянному месту работы.
Именно к этому периоду относятся слова моего любимого редактора:
- Из нескольких претендентов на место я выберу в первую очередь профессионала, работавшего на одном месте максимум три года. Если он задержался на больший срок - я откажусь от его услуг.

Зарплаты и гонорары кружили головы, мы понимали, что так будет не всегда, поэтому торопились

- либо стать ратоборцами, размахивающими мечами над головами, и впереди, на лихом коне как водится, а иногда даже на белом
- либо окопниками, то-есть в окопе, и не высовываться, и писать только то, что велит редактор, и не надо нам лошадей, нам бы хомяка в стеклянной банке, но стабильно

Мы торопились

- либо засветить имя
- либо засидеть место

другими словами

- либо стать независимым насколько это возможно
- либо виртуозно отточить свою зависимость

ещё понятней

- иметь репутацию журналиста, имеющего своё мнение
- либо иметь репутацию журналиста, гибкого до состояния виноградной лозы.

Некоторые из первых даже смогли вырасти до понимания глубочайшего откровения:

Журналист, позволяющий себе роскошь иметь своё мнение - это журналист, отточивший гибкость собственного мнения до абсолюта

Некоторые из вторых смогли случайно напороться на сенсацию и выдать её, незамеченную редакторами - и проснуться, ошалевшими от собственной скандальной знаменитости.
Эти потом как правило спивались, обретя когнитивный диссонанс, вызванный несовместимостью глобальной личной цели и результатом случайного попадания.

Самое интересное, что и первые, и вторые, стартовав единовременно, уйдя разными путями к финишу - обрели его в одном и том же месте, в одинаковом виде - а именно в виде жопы зыбкой почвы, малой зарплаты и стремительно уменьшающихся гонораров, а также полной неуверенности в завтрашнем дне, неуверенности, подвешенной на волоске постоянного риска увольнения прямо над головами как наших ратоборцев, так и окопников.

Моя героиня в период глобального, но в целом подсознательного, впрочем, можно сказать и коллективно-бессознательного, выбора - уподобилась Арлекину, который на вопрос:
- Что вы предпочитаете, колесование или четвертование?
ответил:
- Я предпочитаю спагетти.

и предпочла всему вышеперечисленному беременность, которая удачно завершилась ребёнком (как и предполагалось), уже вторым в её личном списке собственных ребёнков.
Это дело ей понравилось - и, недолго раздумывая, она вскоре обозначила ещё одну беременность, которая тоже закончилась вполне удачно.
Насколько мне известно, теперь у моей героини три очаровательных девочки - и снимем шляпы перед её мужем, как и полагается снять их перед мужчинами, у которых в арьергарде четыре женщины, которых надо кормить, одевать (четыре женщины!!! - кто знает, тот поймёт, что значит в таких условиях это скромное слово ОДЕВАТЬ), холить, нежить и бесконечно любить.

Над страной буйствовали стихии стихийных наших политсил, страна гудела и шумела, вызывая привычное недоумение своей нестабильностью у прочих стран - а моя героиня тихо и спокойно выращивала своих троих девочек.
Иногда мы созванивались - она всегда выражала уверенность в завтрашнем своём дне. Уверенность подкреплялась заверениями мадам-редактриссы издания, из которого героиня ушла в свой затянувшийся декрет, что-де пускай она будет спокойной, её-де место её всегда ждёт.

И вот настал момент, когда все трое умеют вытирать сопли и надевать штанишки.
Подобран детский сад - и героиня спокойно отправила туда своих девочек, и ничтоже сумняшеся позвонила мадам-редактриссе родного издания.
Та снова заверила, что место ждёт, что можно выходить на работу хоть завтра.
Героиня моя взяла свою рабочую чашку, вооружилась готовностью к труду - и вышла на работу.

Работала она один день. В конце этого дня мадам-редактрисса вызвала героиню в свой кабинет и сказала примерно следующее:
- мы здесь подумали. Мы без тебя справлялись три года, и издание не рухнуло. Так что извини, родная, ты уволена.

Мадам-редактрисса издания имеет известную фамилию.
Любой мало-мальски журналист, услышав её, тут же вскричит:
- А что же вы хотели, это известная стерва!
Да я-то ничего не хотела. Я мадам-редактриссу тоже давно знаю, я на неё подрабатывала когда-то. Несмотря на мизерные гонорары - я принимала фрилансерские задания и просьбы. Всё ради командировок. Там бывали интересные командировки. Командировочных не выдавали, но отвозили, а там встречали с распростёртыми объятиями, кабанчиком в нагрузку и ящиком Шампанского на запить, а также ляпаньем словес.
Ляпали так, что диктофон я не выключала. И, приезжая, катала честные тексты. Ну, настолько честные, насколько позволяло понимание ситуации.
И я могла позволить себе честных, потому что кабанчики мне некошерны отказывалась от кабанчиков и прочих ящиков Шампанского продуктов.
Работать за еду казалось мне неэстетичным.

И быстро от моих услуг там отказались.

Сейчас там шуршат девочки-окопницы. И у них всё о"кэй. У них настолько всё о"кэй, что они могут позволить себе по полгода не забирать мизерные гонорары - потом забирают накопившееся и покупают что-нибудь. Губную помаду, например. Я не шучу, я ж говорю - там гонорары так, одно название, да и зачем?..
Ведь изначально всё настраивалось на этих девочек, которые уже создали себе репутацию, единственно верную, когда ты сидишь в окопе. И если вам нужен материальчик о себе любимом и своём предприятии, не менее а то и более любимом, они приедут и напишут.
Расценки в редакции.
Платят в редакцию. Потом приезжают за девочкой на чём-нибудь покрасивее (надо помнить, что девочка не против пофигурять перед соседями!) - девочки уезжают и проводят на объекте как правило сутки. Возвращаются уже в микроавтобусе. И вот почему. Микроавтобус полон еды. Еду выгружает специально обученный водитель, или, как там говорят - шОфер.

И не надо вам думать то, что вы подумали, когда прочли за сутки на объекте.
Там никакого секса, я знаю этих девочек, они не станут туда-сюда размениваться, не на свалке они себя нашли.
Им там за сутки организовывают такой санаторно-курортный отдых.
А пишут они за еду.
У всех семьи, понимать надо.

Да, так вот. А мою героиню уволили. И не потому что она откажется вдруг писать за еду. Она-то не откажется, да куда её пошлёшь с тремя детьми?
Да и, кроме такой запиаристо-рекламной работы, которую в этом издании почему-то упрямо именуют журналистикой - там хватало и рутинной работы, с которой моя героиня справлялась легко и весело.
Написать за выставку или какое другое мероприятие.
Или за какое-то культурное действо.
Или обзор какой-нить глобальный, а то и на пресс-ко смотаться.
Ой да мало ли методов, за счёт которых создаётся наполнение печатных листов!

Однако, без неё справлялись - решили далее справляться.

- Та я не ображаюсь, і Боже збав, я б не хотіла сваритись з редакторкою. - говорит моя героиня. - Я ж їх розумію. У мене троє дітей, будуть лікарняні, та кому таке треба...

И вот она всегда так.
Типичный окопник.
При этом чиста и прекрасна в своей незамутнённости.
Вот спрашивает между прочим, как я и кто я сейчас, и где я.
Отвечаю - болею я. Нигде и никто, стало быть.
Она мне - а как же, а я ведь вас знаю, вы же не можете не писать, так как же...
Я говорю - да я пишу. Я в интернете задницу просиживаю, говорю ей.
Блогер я - говорю.

- А що це? - спрашивает она.

Ну, тут я вообще заминаюсь и даже не знаю, что ответить.
Мне даже становится слегка неловко - ну что я, стану сейчас втирать женщине, кто такие блогеры, и что такое интернет для чего они вообще были созданы, когда у неё в этот самый момент трое детей и нет работы.

... Я не знаю, чем ей помочь.
Не знаю также, почему я, вольный блогер, не тороплюсь называть издание и фамилию суки-редакторши, легко уволившей мать троих детей. Может, потому что вы сами навскидку назовёте мне вагон и маленькую тележку таких историй, а может потому, что моя героиня сама меня просила не афишировать.
- Я її чудово розумію. - говорит она мне.
Я только крякаю в ответ.

БО Я НЕ РОЗУМІЮ!

И не пойму. Не надо утруждать себя разъяснениями.

Тут в другом проблема, френды мои уважаемые.
Я не могу ничем помочь моей героине.
Но вдруг вы знаете место, где захотят журналиста, способного дать чёткий и требующийся в издании контент - или же филологи, способного на литературную правку и корректуру - филолога, обладающего исполнительностью, трудолюбием, вниманием и отличным владением всего лишь двух языков - помогите моей героине.

А она украсит ваш коллектив мягкой своей улыбкой, пониманием и отсутствием стервозности.
Ну, и старательной работой.
Её тексты будут добротны и вески. Её правка будет точной.
Она вам будет благодарна, впрочем, как и я.
Мы скажем вам спасибо. А более - что с нас взять?
Кроме рассказов каждой - о своих троих детях.

А я пока что ушла в бешенстве.
Не люблю я, когда увольняют матерей троих малолетних детей.
Но комменты проверяю.

прим
поправочка от Тигры с эпиграфом:
- Я могу забыть насущные дела, но память на цитаты у меня абсолютная! Исправь.

На самом деле Наталья Лигачёва Нашевсьо говорила дословно следующее:
- Из соискателей с дипломом историка, политтехнолога и журналиста я отдам предпочтение первым двум.

(не, ну я приблизительно так и процитировала - Л.Д.)